Год на исходе. Впереди декабрь, но он не в счет — там не до итогов, успеть бы с рабочими отчетами разобраться.
Так что сегодня я подведу свои читательские итоги и расскажу о книгах, которые стали любимыми в этом году. Их я назойливо рекомендую всем, кто не успел от меня спрятаться. Не спрятаться и вам, любимые читатели. Это не полный список, потому что про Водолазкина и Франзена я не стала писать еще раз (а могла бы!). Заодно расскажу, на что я ориентируюсь в выборе книг, и почему кому-то гарантированно место в любимчиках с первой страницы.
Читала Читака — Ирина Новикова, книголюб
Абрахам Вергезе «Рассечение Стоуна»
Если где-то есть малейший намек на семейную сагу, я тут как тут.
«Рассечение Стоуна» — медицинский роман столетия, как пишут о нем в рецензиях (но в этих рецензиях чего только не напишут, правда?). Абрахам Вергезе — практикующий врач, отсюда потрясающая достоверность хирургических описаний (настолько потрясающая, что некоторые куски я просто пролистывала).
Эфиопия, госпиталь при христианской миссии. В госпитале рождаются два брата близнеца, сросшиеся затылками. Молодая монахиня, их мать, умирает в родах, отец, гениальный хирург, уезжает. Мальчишки оказываются в семье приемных родителей, тоже медиков, вырастают, предсказуемо, врачами, но разными настолько, насколько могут быть только близнецы.
История длиною в жизнь о любви, семье и призвании.
«– А почему я должен обязательно бороться с трудностями?
– Потому что, Мэрион, ты – инструмент Господа. Не оставляй инструмент в футляре! Играй! Да откроются тебе все тонкости игры! Не бренчи «Три слепые мышки», если способен исполнить «Глорию».
Петр Вайль, Александр Генис «Родная речь. Уроки изящной словесности»
Книга, которую я прочитала с опозданием в 15 лет.
Классическая русская литература — почти как нефть, предмет экспорта и объект национальной гордости (особенно когда нефть дешевеет). Короче, литература наша — самая литературная литература в мире, и мы гордимся ею изо всех сил. Правда, не читаем. Ну вот кто после школы брался за Карамзина или Радищева? (филологи, не портите статистику!).
«Родная речь» достает классиков из-под пыльного стекла, куда их так заботливо упрятала школьная программа, и предлагает по-настоящему прочитать Лермонтова, понять Пушкина и полюбить, наконец, Достоевского.
«Кровь и горе разливаются по сюжету “Онегина”, а мы ничего не замечаем. Поруганные чувства, разбитые сердца, замужество без любви, безвременная смерть. Это – полноценная трагедия. Но ничего, кроме блаженной улыбки, не появляется при первых же звуках мажорной онегинской строфы».
Рут Озеки «Моя рыба будет жить»
Насколько раньше меня раздражал «двухслойный сюжет», настолько я люблю его теперь.
Писательница Рут живет вместе с мужем на маленьком канадском острове. После цунами 2011 года она находит на берегу дневник японской школьницы.
Рут читает дневник медленно, по записи в день, узнавая о 104-летней буддистской монахине, летчике-камикадзе времен второй мировой, 16-летней школьнице Нао и ее отце, склонном к самоубийству. Книга, разрывающая сердце: о кромешном одиночестве, о любви и о боли, о терпении и о том, как паршиво быть подростком, если ты хоть как-то отличаешься от остальных.
«Это то самое чувство, когда холодная рыба умирает у тебя в животе. Ты стараешься забыть об этом, но, только ты забываешь, рыба опять начинает трепыхаться у тебя под сердцем, напоминая, что произошло что-то совершенно ужасное. Дзико тоже это почувствовала, когда узнала, что ее единственный сын будет убит на войне».
Флориан Иллиес «Лето целого века»
То, что завораживает меня и в жизни, и в литературе: бесчисленные невидимые связи между людьми, цепочки событий, рассмотреть которые можно только спустя десятилетия.
Книга состоит из 12 глав, каждая — один месяц 1913 года, место действия — Европа. Фрейд ссорится с Юнгом, Гитлер рисует плохие картины, Кафка никак не может сделать предложение, эрцгероц Франц Фердинанд жив-здоров и строит планы на трон. В Париже украдена Мона Лиза.
«Ты вообще разбираешь почерк этого мира?»
Художники, поэты, тираны и роковые красавицы едут к морю или в гости, ревнуют, сморкаются, опаздывают на поезд, пишут ехидные письма, ссорятся и признаются в любви. Как обычные люди, замечаешь с изумлением и не выпускаешь книгу из рук.
«Жизнь слишком коротка, Пруст слишком долог», – удивительно метко напишет в 1913-м Анатоль Франс к публикации первого тома «В поисках утраченного времени». Стало быть, Пруст показался ему «слишком долгим», даже когда еще не вышли остальные шесть томов».
Наталия Лебина «Советская повседневность: нормы и аномалии»
Очень люблю книги о каждодневном быте, мне кажется, нет ничего интереснее историй о том, как живут люди.
Книга о формировании советской повседневности 1920-1950 годов. Что особенно ценно, в тексте много выдержек из газет, документов, личных дневников, полно статистических данных. Интересно проследить, как внезапно переменились семейные отношения, мода и досуг на рубеже 20-30 годов. Некоторые факты я знала, а вот что-то стало для меня открытием: например, трудовые колонии проституток или платья с принтом из тракторов и заводов.
«Поведение комсомольца в быту, его отношение к женщине нельзя рассматривать как частное дело. Быт — это политика. Известны случаи, когда троцкистско-бухаринские шпионы и диверсанты умышленно насаждали пьянки и бытовое разложение»
Паола Волкова «Мост через бездну»
По истории искусства я читаю много и бессистемно, но мало что из этого могу рекомендовать читателям, не обремененным музейной работой.
Паола Дмитриевна — предмет моего обожания, она искусствовед и женщина бескрайнего обаяния. В цикле «Мост через бездну» четыре книги: «Комментарий к античности», «В пространстве христианской культуры», «Мистики и гуманисты», «Импрессионисты и ХХ век», и каждая — восторг. Книги Паолы Волковой не о том, кто, когда и почему написал картину. Это нечто особенное — это Древняя Греция, которая становится для тебя реальнее, чем дорога на работу, это внезапные параллели между Босхом и Булгаковым, это парадоксальные общие принципы в иконописи и искусстве соцреализма. Книга, полная открытий и причастности к настоящему искусству, уж простите меня за высокий слог.
«Слово «нравится» категорически запрещено в искусстве. Нравиться может девушка, закуска к водке. А искусство — это вопрос подготовленности: насколько вы готовы к определённому уровню или насколько искусство готово к вашему восприятию».
Дмитрий Лихачев «Воспоминания»
Я люблю воспоминания, только не откровения творческой богемы о бурной личной жизни, а скорее повествования о времени и о себе.
Воспоминания Дмитрия Сергеевича — трудное чтение. Дореволюционный Петербург, лагерь на Соловках, блокадный Ленинград – несколько раз я откладывала книгу и думала «ну все, с меня хватит». Невозможно вместить в себя описанное, весь прошлый век с его ужасами и победами, с предательствами и преданностью, со смертью и Жизнью.
Это книга, которую нужно прочесть хотя бы однажды, чтобы беречь человека в себе и в близких.
«Я понял следующее: каждый день — подарок Бога. Мне нужно жить насущным днем, быть довольным тем, что я живу еще лишний день. И быть благодарным за каждый день. Поэтому не надо бояться ничего на свете. И еще — так как расстрел и в этот раз производился для острастки, то как я потом узнал: было расстреляно какое-то ровное число: не то триста, не то четыреста человек, вместе с последовавшим вскоре. Ясно, что вместо меня был «взят» кто-то другой. И жить надо мне за двоих. Чтобы тому, которого взяли за меня, не было стыдно!»
Донна Тартт «Тайная история»
Тот случай, когда у понравившегося автора читаешь всё, до чего можешь дотянуться.
Ричард Пэйпен поступает в колледж в Вермонте и переезжает в северный край из родной Калифорнии. В колледже он знакомится с группой студентов, которые изучают древнегреческий. Красивые богатые снобы с вычурными манерами — идеальная компания для неуверенного в себе парня 19-ти лет. Они дружат впятером, изучают древнегреческий, и между дел совершают убийство. Совершенно софокловская трагедия, которая в суровой вермонтской повседневности приводит к неожиданным последствиям.
«В то утро, в ту самую минуту, пока я хлопал глазами на лестнице, у меня была возможность избрать другой путь, совершенно отличный от того, которым я в итоге пошел. Но конечно же я не распознал критический момент. Сдается мне, мы никогда не распознаем его вовремя».
До встречи в следующую пятницу,
Ваша Читала Читака!
