«Да кто вы такие?» — спросите вы. Да вот, пришли в театр. Давно. Особо назад не рвемся. Каждый раз выходим из зрительно зала, и между нами начинаются бурные обсуждения. Присоединяйтесь!
Иван и Вероника, ваши зрители
– Ник, какие были у тебя ожидания?
– Я хотела увидеть хорошую комедию положений. Да, есть переодевания и всё с этим связанное, но я ждала… знаешь, как «В джазе только девушки»: лёгкое, смешное и чистое.
– Почему только сейчас мы побывали в камерном на «Примадоннах», Вань?
– Вспомни:в прошлом сезоне то не было времени, то уже билетов. В этот раз зал тоже был абсолютно полный.
– Точно, я не увидела ни одного свободного места.
– Ладно, давай начнем. Рассказывай, о чём история, Вероник.
– Так, два молодых актёра, гастролирующих в американской глубинке с представлениями по Шекспиру, совсем опустились на безденежное дно. А тут вдруг появляется возможность разбогатеть – они прикидываются двумя племянницами-наследницами умирающей богатенькой тётушки… И понеслось!
– Эээм… Мне не мерзко – уже хорошо. Не отвратительно. Но, Вань, здесь работает закон частицы «не», когда её игнорирует мозг.
– Я разочарован. Мне жаль, что камерный, который мною раньше воспринимался как НЕ драматический с его похабщиной, показывает типичный для последнего спектакль. С другой стороны, в отличии от драматического, где глаза на лоб лезут, здесь такое со мной происходило лишь в некоторые моменты. Огорчает, что ЭТО было. Радует, что было ЭТО лишь в некоторые моменты.
– Мне жалко, что мы не были на постановке в том сезоне, потому что не можем сейчас с уверенностью говорить, что именно так ставил Парасич. Но, знаешь, Вань, мне было смешно. Мне было очень смешно иногда. Мне хотелось смеяться в голос, что я и делала.
– Честно? Я не понимал, почему все смеются.
– Что? Серьёзно?
– Да. Я, конечно, понимал, над чем ты смеёшься. Но самого меня так не захватывало. Я просто смотрел. Было прикольно где-то, было интересно, действие спектакля меня просто вело за собой и всё…
– А мне было смешно. Почему? Потому что смешно. Я замечала, что это было на банальных трюках: когда комический персонаж идёт вперед, видит своего антагониста и, не меняя выражения лица, поворачивает обратно. На тех моментах, на которых должно было быть смешно, которые так поставлены: когда в танце переодетого героя страстно закидывает другой персонаж на руки. Ничего особенно оригинального: просто смешной штамп. Но актеры отыгрывали их чаще всего.
– Согласен. Я понимаю, о чём ты. Куманьков, к примеру, в роли Джека. Делал своё дело хорошо, хоть и не всегда естественно, (порой излишне переигрывал). А вот Морковкин мне совершенно пришелся не по душе. Он был школьный, ненастоящий. Самодеятельный театр какой-то.
– Не поверишь, я весь спектакль боролась с отторжением к нему! И не могла оценить исполнение. С тех пор, как он мне совершенно не понравился в «Списке Форбс», я его вижу слабоватым актером.
– Я не был на «Списке Форбс».
– Я тебя свожу, увидишь. И тут, если бы он меня поразил своей игрой – я бы наверняка отделалась от этого ощущения. Но этого, видимо, не произошло, раз почти весь спектакль я видела на сцене Морковкина, а не его персонажа. Единственная сцена, где я действительно верила ему – это когда его персонаж Лео говорил про то, что хочет подняться со дна жизни… Но вообще оба главные героя в той или иной мере были наигранны, неестественны.
– Это проявилось ещё в тот момент, когда…
…подставные зрители начали выходить из зала.
– Да! Вань, ведь их можно было принять за настоящих хамоватых зрителей, которым пришёлся не по душе спектакль! Ведь в этом-то и вся суть таких ходов, чтобы огорошить зал, но на сцене была просто неживая реакция на людей, которые уходят прямо во время действия. Продолжалась театральная игра, часть спектакля.
– И зрители этот комедийных ход тоже воспринимали как часть представления, неживой момент. Хотя мне рассказывали, что на этом же спектакле в одном из прошлых сезонов мужчина из зала начал усаживать подставного актера на место.
– Люди поверили?
– Да!
– Вспомнила, почему мне было смешно! Благодаря игре Куманькова. Его мимика, его пластика.
– А, ну да.
– Его пластика. Это что-то. И в танце, и в движениях. Свою танцевальную и физическую подготовку он показал и в конце спектакля. На общем танце. Это было очень хорошо. Вообще, я совершенно согласна с тем, что актёр, владеющий своим телом – настоящий актёр.
– Мейерхольд.
– Да!
Но, опять же, я не могу удержаться: его туфли! Ваня! Это же высший класс. Туфли Куманькова. Точнее в этот раз мне хочется сказать не о туфлях, а о ножках. А если еще точнее, то о том, как эти ножки ходят на каблуках. Я злилась на себя, каждый раз, когда видела это: если мужчина с такой визуальной лёгкостью дефилирует по сцене на каблуках, то, простите, почему я это делаю так редко?! Я, в таком случае, вообще должна ходить на них даже утром от кровати до кухни!
– Ахахах, не знаю, Ник, я того не оценил.
– Вань, вспомнила очень важное: Васильева меня разочаровала. Раньше почему-то на сцене я её не помню: может, ходили мы на другие составы. Может, в остальных спектаклях она была в эпизодах, а на «Примадоннах» мы впервые… В любом случае, познакомились с ней мы в этом сезоне, верно? Ты же тоже её не помнишь?
– Нет, Ник, не помню.
– И в этом сезоне мы уже в камерном были на «Кто ожидал?», где она исполняла роль одной из главных героинь. И если в последнем, возможно, её девичья чрезмерная манерность, некоторая инфантильность игры, детскость были уместны. То тут совершенно было непонятно, почему она – губки бантиком, бровки домиком – такая наигранная, прямо девочка-девочка, бегает по сцене с опять же этим тонким голоском.
– Да, согласен. Она одинаковая уже во втором спектакле, в котором мы её видим. Без изменений. Ничего не поменялось, кроме костюма.
– Это самое большое разочарование спектакля для меня. Почему так явно актриса гримасничает? И уже второй спектакль подряд.
– Да. В «Кто ожидал?» это было отчасти оправдано, хоть глаз всё равно цеплялся, но в «Примадоннах» объяснения этому не было. Манерно. В жизни есть такие женщины, ненастоящие, напоказ инфантильные, но героиня другая, на мой взгляд.
– В целом, знаешь, весь спектакль мне напоминал кукольную постановку. Они как куколки, тряпочные или пластиковые.
– Тебе так кажется, наверное, потому, что это комедия. Но, к сожалению, «Примадонны» в камерном – комедия-изображение, а не переживание. Поэтому как куклы, а не люди. Из разряда, увы, пошлых комедий драмтеатра.
– Да, пошлых. Ужасны были моменты, как бы это сказать…
…возбуждения героев. Так некрасиво.
– Да, это можно было сделать не так навязчиво. То же самое передать иначе, не настолько очевидно пошло.
– И на этих моментах зал заливался хохотом!
– Да, Ник. Заливался. Это мне было и не понятно: почему? В драмтеатре на таких комедиях зрители (часть, конечно, смеётся), но другая перешептывается! Помнишь, как на «Беде от нежного сердца» при сальных шуточках слышалось в зале: «Здесь же дети!». И ни одного смешка.
– Может, это всё потому, что мы и говорили в начале: в камерном поставлено не мерзко. НЕ мерзко. Не особо приятно, но и не мерзко. Это, наверное, чувствует зритель и смеётся.
– Ладно, Ник, давай еще помнить, что это, всё-таки, комедия. Хоть она могла быть сделана значительно чище, но всё-таки на комедию положений люди ходят отдыхать, отключить голову и просто провести, отдать чему-то два часа своего времени. Отключиться от забот.
– Вань, я понимаю это, понимаю! И это желание зрителя «Примадонны» выполняют же на «отлично»: помнишь, как мы удивились, когда услышали об антракте? Сцена затягивает! Мне показалось, что прошло всего минут двадцать, но не час.
На правах зрителя, думаем, будет справедливо преподнести следующую оценку:
До встречи в зале!
Ваши зрители
Приглашаем сюда, если ходите прочитать о «Кто ожидал?»
А здесь последняя премьера драмтеатра
