Авангард Леонтьев: «Очень хочу выступить с концертом в Смоленской филармонии!»

Народный артист России, актёр, театральный педагог Авангард Леонтьев стал одним из гостей минувшего фестиваля «Золотой Феникс». В своем интервью актер рассказал, почему мы должны равняться на Николая Гоголя и Стива Джобса, за что он уважает Никиту Михалкова и что в русском театре восхитило заграничного режиссера.

Об идейности

Публику надо воспитывать и удивлять ее качественной новизной. Стив Джобс говорил о том, что он никогда не интересуется тем, чего хочет покупатель, он придумывает сам, что покупателю нужно. Вот таким должен быть и театр. Нельзя идти на поводу у публики – она потом тебя предаст, ты ей надоешь, она найдет что-то более острое, более новое. Ты отстанешь, если будешь «долбить» одно и то же. Надо пробовать, но пробовать серьезно. «Театр – это кафедра, с которой можно много сказать миру добра», — завещал нам Гоголь. А Гоголь был человеком, который умер ради своих идей. Когда ему показалось, что он плохо пишет, он сжег свою книжку, когда показалось, что он плохо верит, он лег в кровать и умер. Он умер от духовного самоистязания. Он затосковал и потерял веру в себя, и в то, что он может спасти. Давайте на таких людей ориентироваться.

Об умении мобилизоваться

У нас в «Современнике» как-то раз болгарский режиссер ставил спектакль. Завтра премьера, а он видит, что декорации полуготовы, артисты полузнают текст — все наполовинку. «Если завтра будет сдача спектакля комиссии – меня не будет на этом стуле!» — сказал он, показав на кресло режиссера. Но тогдашний руководитель «Современника» Олег Ефремов уговорил его остаться. Ночью репетировали, готовились. На следующий день премьера. И получился замечательный спектакль! На небольшом банкете после представления болгарин сказал: «Всё-таки в вас, русских, есть Божья искра. Ну как вы могли всё подтянуть «вдруг»?! Вот это умение мобилизоваться в экстремальных условиях и только, к сожалению, в экстремальных, нам, кажется, очень свойственно.

О талантливых студентах

Одаренный человек виден сразу. Он открыл рот, сказал первую строчку – и уже всё понятно. Эта первая строчка делает с ним, с его нервной системой что-то невероятное. Бывают, конечно, исключения, на уровне арифметической погрешности. Абитуриент неяркий, но по ходу учебы раскрывается. И наоборот: быстро взяв первую высоту, человек внутренне демобилизуется. Если мы видим после первых двух лет обучения, что в студенте нет перспективы, честно говорим: «Уходи и найди то, в чем ты будешь силен, пока есть время, чтобы не страдать потом в массовке».

«До сих пор ищу, где бы выступить…»

С раннего детства любил выступать. Выиграл на детской елке приз с басней Сергея Михалкова «Полкан и шавка». Через много лет поступал в МХАТ с этой же басней. До сих пор я ищу, где бы выступить, а таких мест все меньше и меньше. Выступать в том, что я умею, мало где можно. Очень хотел бы выступить с литературным концертом в Смоленской филармонии. Бывал там — у вас прекрасный зал!

О режиссуре

Я не режиссер вообще. Поставил полтора спектакля в своей жизни (смеется). Ладно, два-три спектакля, включая дипломную работу, которую со студентами делал. В 1999 году поставил в театре под руководством Табакова спектакль «Не все коту масленица» по пьесе Островского. Поставил его из-за Дениса Никифорова, мне казалось, что он идеально подходит на главную роль.

Актер и режиссер – это разные планеты. Должна быть генетическая предрасположенность к режиссуре. Я ставил для наших учеников, чтобы они быстрее росли. Бывает, что талантливые люди годами сидят в массовке, тот же Сергей Чонишвили, например. Известный теперь человек, но долго был незаметен. Таким людям нужно помогать. А так не ставлю, нет потребности. У настоящего режиссера она есть. Он спать не может, есть не может, — так хочет поставить спектакль или картину. Я могу это сделать, если поставить передо мной цель. Но это будет очень традиционный, актерский спектакль, без изысков и без режиссерских прибамбасов.

О вере

Я атеист. Уважаю людей, которые верят, но верят по-настоящему. Тихо. Бесскандально. Ибо верят, что их вера победит. Не в бою, а примером. Ничто так не заражает, как личный пример, в любом деле.

О Никите Михалкове

Михалков – идеальный режиссер. С ним легко работать, потому что он может подсказать, построить роль и любит этим заниматься. Он устраивает «застольные» репетиции. У других режиссеров такого нет – на ходу всё делается. А Михалков задолго до выхода на съемочную площадку заставляет отчитывать всё «за столом», как в театре. Можно продавать билеты на съемки Михалкова, чтобы люди смотрели, как человек талантлив в своей работе, как он умеет всех зажечь. Что бы про Михалкова не говорили, как бы к нему не относились, то, что он делает на съемочной площадке, он делает восхитительно. Какая после этого получается картина… Все мы иногда ошибаемся.

О современной культуре

Некоторые говорят сегодня о духовном возрождении. Вы его видите? Я – нет. Вижу, что кинематограф съеживается. По разным причинам. Я думаю, что наше возрождение впереди. Слышал что-то про дно экономическое. Так вот в плане культуры мы примерно там же. Культура очень хрупкая. Русская культура — особенно. Она прекрасная, она глубокая, она – наш неприкосновенный запас. И если мы возродимся, то не от того, что быстро введем нанотехнологии, а от того, что воспитаем детей культурными людьми. Не рвачей, не потребителей. Неважно, что мы сейчас идем вперед медленными шагами, неважно, что нам сейчас тяжело, главное то, что мы идем.

О любимых фильмах

Каждому надо посмотреть фильмы Георгия Данелии. «Кин-дза-дза» — обязательно! В них много самоиронии — это замечательное качество, которое каждый из нас должен в себе воспитывать. Из современного – «Левиафан» и «Груз 200». Ничего, что жестко, ничего, что неприятно порой смотреть. К доктору мы приходим с надеждой на то, что он нам скажет правду, увидит, что не так в нашем организме, а не: «Идите, у вас все хорошо!». Я разлюбил современное кино. Извините, что говорю об этом на кинофестивале. Но умение взглянуть правде в глаза, как в «Левиафане» и «Грузе 200», это очень важное человеческое качество. От зеркала мы не ждем кривизны, а от театра и кино почему-то требуем воздушных замков.